Бобби показал ей снимок мужчины в котелке:
— Видели этого человека?
— О да, сумасшедший тип!
— Сумасшедший?
— Поначалу я обратила на него внимание, потому что он был так строго одет. Все это время он простоял там. Разумеется, у него ведь не было маленького песика, которого надо защищать, правда, мистер Себастьян? — ее голос подскочил на пару октав.
Бобби откашлялся, надеясь, что она обратит внимание на еще одно человеческое существо в комнате:
— Сумасшедший, в смысле, бесстрашный?
— Или парализованный ужасом, — проговорила Барбара. — Будем снисходительнее. Может, он просто был слишком болен, чтобы искать укрытие.
— Почему вы решили, что он был болен?
— Перед тем, как начались аварии, он массировал виски, — объяснила она. — Как будто у него очень голова болела. У моей тети Вильгельмины бывают такие мигрени, что ее рвет. Может, бедняга слишком плохо себя чувствовал, чтобы убежать.
— А после происшествия? Вы видели, как он уходил?
— Наверное, от шока ему стало полегче. Он ушел прежде, чем с ним смогла поговорить полиция. Я пыталась помочь — я проходила курс первой помощи пятнадцать лет назад — но всё это было так ужасно… Я ничего не могла сделать до прибытия парамедиков.
— Спасибо, что уделили время, мэм.
— Не за что, — она проводила Бобби до двери. — Попрощайся с милым агентом ФБР, Себастьян.
Песик снова начал лаять и не замолкал, пока Бобби не сел в машину.
Следующим пунктом было маленькое заведение «Сантехнические работы Кириакоулиса». Бобби хотел побеседовать с Лианой Бекакос, которая сообщила, что ее начальник, Фрэнк, пропал после последнего вызова во вторник. Сама она лично ничего не видела, но Бобби надеялся, что Лиана сможет рассказать что–нибудь о Фрэнке.
Она разговаривала с ним через прилавок, нервно накручивая черные пряди на пальцы.
— Нет, Фрэнк совсем не такой. Он очень ответственный. Он бы ни за что просто так не сбежал в Атлантик–сити. Весь бизнес на нем. Если он не будет работать, и работы не будет. Это его репутация. Я обзвонила клиентов и отменила вызовы. Понятия не имею, что делать.
— Когда вы с ним разговаривали в последний раз?
— Он звонил сказать, что приехал к дому Кэрри Гиллард на Лафферти. Новый туалет устанавливать. Обычное дело.
— И больше не звонил?
Лиана покачала головой:
— Он обычно звонит по дороге, если задерживается из–за пробок. Или отмечается, когда приходит на работу. Я звонила на сотовый, но никто не отвечает. Просто включается голосовая почта. С домашним телефоном та же история.
— Семья у него есть? Жена? Дети?
— Он вдовец. Жена скончалась пять лет назад. Рак груди. Детей нет. Он живет один, но у меня есть запасной ключ. Я заглядывала к нему домой. Никаких следов.
— А той Кэрри звонили?
— Да, когда Фрэнк опоздал к следующему клиенту. Я хотела узнать, когда он выехал. Она сказала, что он ушел час назад. Фургона и след простыл, — она говорила всё быстрее, будто спешила вывалить факты, чтобы расследование продолжалось. — Думаете, его похитили?
— А что, есть такая вероятность?
— Кому и зачем делать что–то подобное? Ради выкупа? Он рабочий. Отнюдь не богат. Я бы знала, я же его бухгалтер.
— Хотел бы я знать, — с сочувствием проговорил Бобби.
Он подозревал, что Фрэнка убили исключительно из–за фургона и всё на этом, но не мог себя заставить сказать это Лиане. Кто он такой, чтобы разрушить лелеемую ей надежду на возвращение шефа живым и невредимым? Он может и ошибаться. Почему бы и нет.
Но вряд ли.
* * *
Дальтон Рурке не мог вернуться домой до окончания уроков, так что остался тусоваться с Джимми Феррато на баскетбольной площадке за старой средней школой Баркли. От улицы спереди их скрывало дряхлое здание, а сзади — деревья. Крохотный островок вменяемости. Они сидели на растрескавшейся площадке и выдергивали пучки травы, которые пытались отвоевать местечко для Матушки Природы.
— Травка есть? — спросил Дальтон.
— Если бы, — отозвался Джимми. — В субботу утром мама отыскала мою заначку. С тех пор я на мели.
Вместо травки они выкурили оставшиеся сигареты — десяток на двоих, коротая время. Заброшенная разваливающаяся школа с запущенной игровой площадкой служила еще одним доказательством того, что жизнь бессмысленна. Чего бы ты ни пытался достичь, к чему бы ни тянулся, всё ускользнет, как в песне Kansas «Пыль на ветру». Через сотню лет кому какое будет дело, что он пропускал уроки, прогуливал школу, свалил с ног Тайлера Шеклфорда, жил и умер? В мире, где ничто не имеет значения, можно делать всё, что заблагорассудится. К сожалению, Дальтону всё же приходилось переживать кратковременные последствия.
После первого порыва смотаться из школы во время эвакуации Дальтон понял, что просто оттягивает неизбежную головомойку. То обстоятельство, что ничто не имеет значения, не мешало попутно портить ему жизнь. Он не продумывал свой побег. Книги остались на парте, а рюкзак — на стуле.
— Ты правда обнюхивал ее волосы? — спросил Джимми.
Дальтон сделал длинную затяжку и, когда сигарета превратилась в окурок, швырнул ее через площадку и зажег следующую:
— Ага.
— Зачем?
— Я есть хочу, — ответил Дальтон. — А ее волосы пахли сладостями.
Джимми хохотал, пока его не одолел кашель:
— Чего?
— Шампунь или кондиционер или еще какая фигня, — пояснил Дальтон. — Они пахли клубникой, медом и миндалем. У меня аж в животе заурчало.
— Ты спятил.
— Девчонки моют волосы всякой ароматизированной фигней и ждут, что ты не будешь их нюхать? Да ладно! Шоколад, карамель и зеленые яблоки.
— Ни в жизни!
— А еще ананас. Кокос и капельку маршмеллоу.
— Ну ты и трепло!
— А может, это всё ее духи, — широко ухмыльнулся Дальтон. — Мужик, прямо целый буфет.
— Чувак, ты больной.
— Может быть, — согласился Дальтон. — Но сейчас я помираю с голоду. Сколько времени?
— Ты на мне часы видишь? — парировал Джимми. — А мобилу у меня конфисковали за травку.
По крайней мере, у него было, что конфисковать. У Дальтона не имелось ничего ценного — не считая шмоток из секонд–хэнда и подержанной стереосистемы.
Дальтон встал и, почувствовав головокружение, пошатнулся, прежде чем восстановил равновесие. Докуренную сигарету он растер пяткой, а потом начал кашлять — горло драло и жгло.
«Слишком много никотина».
После кашля ныла голова. Дальтон натянул на уши вязаную шапку и прижал ладони к вискам. Перед глазами прыгали темные мушки.
Чтобы не допустить еще одного приступа кашля, он тихо проговорил: